Бернард Вербер

Бернард Вербер
Смех циклопа

— Как дела, Лукреция? Вид у вас задумчивый. Все еще переживаете по поводу наказания? — спрашивает Исидор.

— Не знаю, что на меня нашло. Мне очень жаль, Исидор.

— А что они с вами делали?

— Если хотите узнать — засмейтесь.

Дама в сиреневой тоге предлагает им овощи и приготовленную на пару рыбу. На десерт — фрукты. Нет ни соусов, ни мяса, ни хлеба, ни молочных продуктов. Лишь оливковое масло в качестве приправы.

За едой Лукреция продолжает рассматривать присутствующих.

— Они не доверяют нам, — шепчет она.

— Они и не должны доверять новичкам. Это правило любого закрытого клуба.

К ним подходит Стефан Крауц.

— Вам нравится? Это биологически чистые продукты из наших садов. Комикам, как и профессиональным спортсменам, необходима строжайшая диета, чтобы оставаться в форме.

— А биологически чистого вина у вас нет? — спрашивает Лукреция.

— Может быть, вы получите его после завершения инициации. На этом этапе оно, я думаю, вам не поможет.

— Да вы что, Лукреция! Разве те, кто обучаются кунг-фу в монастыре Шаолинь, пьют вино во время занятий?

— А курить можно? Я не продержусь девять дней без сигарет!

— Мы можем предложить вам антиникотиновый пластырь, — говорит Крауц. — Это все, что мы можем сделать.

Лукреция пожимает плечами.

— Спасибо. Вы мне дали лишний повод не смеяться.

Стефан Крауц подает ей стакан холодной воды.

— Ни вина, ни пива, ни газированных напитков.

— И кофе тоже нельзя?

— А есть что-нибудь посмешнее воды?

— Морковный сок.

— Вот это я с удовольствием выпью, — говорит Исидор.

Взгляд Лукреции гаснет.

— Я не уверена, что хочу остаться здесь, — шепчет она.

— Вот увидите, привыкнуть можно ко всему. Ваш организм еще поблагодарит вас за здоровую пищу без сахара и жира.

Они жуют овощи.

После обеда изучение истории юмора возобновляется.

Стефан Крауц заставляет учеников переживать великие моменты развития юмора, рассказывает анекдоты, забавные случаи, изображает интересных персонажей, воспроизводит вымышленные диалоги.

— Не все великие комики принадлежали к нашему "клубу", но многие. О некоторых юмористах вы никогда не слышали, а они были истинными новаторами. Иногда история сохраняет имена лишь раскрученных подражателей.

Стефан Крауц показывает им другую книгу. В ней множество иллюстраций, изображающих ярко одетых людей.

— Я хочу рассказать вам о шутах. Положение королевских шутов было очень странным. Во Франции с XIV по XVIII век их, никого не спрашивая, назначал сам король. Они получали очень хорошее жалованье и имели право не подчиняться правилам, установленным для двора. Поскольку им было позволено смеяться над придворными, те платили им, чтобы не стать объектом издевательств. Некоторые шуты, например, Трибуле и Брианда, скопили настоящие состояния.

— О такой профессии можно только мечтать, — говорит Исидор.

— Не уверен. Все их боялись, а многие и ненавидели. В то время верили, что они принимают на себя часть грехов повелителя. Считалось, что шуты — воплощение дьявола.

— То есть, максимум привилегий и максимум ненависти? — удивляется Лукреция.

— В глазах народа они были чем-то вроде громоотвода, который принимает на себя гнев короля. И гнев вассалов, сердившихся на короля.

— Они разряжали обстановку шутками?

— Репликами, снижавшими накал страстей. Их остроумием восхищались, но их самих презирали. Их не признавали христианами и хоронили за церковной оградой.

— И сколько времени это продолжалось?

— Ну, с некоторыми натяжками, последним королевским шутом можно считать Мольера. Вернее, Мольер превратил шута в "официального королевского комедианта". Сделал его государственным служащим.

Терпеливо дожидаясь, когда снова можно будет приступить к расследованию, Исидор и Лукреция поневоле проникаются интересом к малознакомой им части истории. В полночь Крауц добирается до Бомарше. Лукреция с удивлением понимает, что не заметила, как пролетело время. Ей не хотелось курить, и она сдержала обещание не смеяться. Стефан Крауц провожает их в пустую столовую, где они молча съедают поздний холодный ужин, а затем — в спальню.

— Завтра начинаем в семь часов. Цените свою удачу, остальные могут только мечтать об инициации за девять дней.

— А вечером в комнате можно смеяться?

— Не советую. Если кто-то, проходя мимо, услышит вас, он должен будет донести. Потерпите до послезавтра, и уже в восемь утра сможете расслабиться. Спите спокойно. Завтра продолжим изучать историю юмора.

После паузы Крауц продолжает:

— Да, забыл вас предупредить. Послезавтра в восемь часов вы должны будете смеяться. Как в боевых искусствах, вы должны научиться владеть своим телом. Могу предложить вам первое упражнение. Постарайтесь как можно дольше задерживать дыхание. В туалете усилием воли попытайтесь остановить мочеиспускание, а затем возобновите его. Проснитесь утром именно тогда, когда решите накануне. Мастера йоги могут управлять даже своим пищеварением и скоростью биенья сердца. Это просто контроль над своим организмом.

Он подходит к Лукреции.

— Наш организм похож на избалованного ребенка, который постоянно требует все больше сластей, ласки и комфорта. Но, если его воспитывать, учить делать то, что нужно, он сначала будет сопротивляться, а потом поблагодарит вас. Не потакайте ему, а сдерживайте и направляйте.

Продюсер желает им доброй ночи и уходит. Лукреция принимает ледяной душ. Она закрывает глаза и слушает свое дыхание, удары своего сердца. "Неужели всеми процессами в организме можно управлять?" — спрашивает она себя.

Удивительно, но мне действительно кажется, что во мне что-то изменилось.

Конечно, как и раньше, мне хочется сигарет, сладкого, жирного. Хочется посмеяться. Но в то же время новая Лукреция чувствует себя более спокойной, более сильной. Уверенной в себе.

Неужели один день, проведенный среди этих старичков, оказал на меня столь благотворное влияние? Даже ледяной душ не доставляет мне страданий, я горжусь тем, что могу вытерпеть его.

Она намыливает тело и слышит бурчание в животе.

Желудок сердится потому, что я не дала ему ни мяса, ни сахара.

Она кашляет.

Легкие возмущены, они жаждут никотина и смол.

Лукреция включает воду на полную мощность.

Господи, если бы мне сказали, что расследование смерти Дария потребует от меня таких жертв, я бы, наверное, десять раз подумала, прежде чем взяться за него.

Эти люди кажутся мне все более и более странными. Их жизнь посвящена не только защите юмора. Что-то тут нечисто.

Спутанные мокрые волосы падают ей на лицо.

128

Мужчина едет на машине, и у него лопается колесо. Он хочет его поменять, но запаска тоже лопается. Он голосует, но никто не останавливается.

Начинается дождь. Надежды на помощь других автомобилистов все меньше.

Неожиданно рядом тормозит спортивный автомобиль. За рулем восхитительная блондинка, которая предлагает подбросить до автосервиса.

Они долго едут, но автосервиса все нет. Наступает ночь, блондинка предлагает остановиться в какой-нибудь деревушке и поужинать. Уже довольно поздно, и они решают там заночевать. Но в гостинице только один свободный номер с большой кроватью. Они ложатся вместе, среди ночи женщина прижимается к нему, и они занимаются сексом.

Утром мужчина просыпается, смотрит на часы и понимает, что спали они очень долго. Он быстро одевается, спускается вниз и спрашивает у администратора гостиницы, есть ли у них бильярдная. Подойдя к бильярдному столу, он пачкает руки голубым мелом, затем берет такси и поспешно возвращается домой.

Разгневанная жена ждет его на пороге, сжимая в руках скалку.

— Ну и где ты был? — спрашивает она.

— Дорогая, со мной случилось нечто совершенно невероятное. Вчера у меня лопнула шина. Запаска тоже лопнула. Я стал голосовать. Пошел дождь. Никто не останавливался. Вдруг ко мне подъехала спортивная машина, и очень красивая женщина за рулем спросила, не нужна ли помощь. Мы поехали искать автосервис, не нашли и остановились поужинать в какой-то деревушке. Потом решили заночевать в гостинице, но там была только одна свободная комната с большой кроватью. Мы легли спать, а ночью занимались сексом. Я так устал, что не заметил, как проспал.

Жена неожиданно успокаивается и усмехается:

— И ты думаешь, я поверю в эту чушь? Я же вижу, что у тебя руки перепачканы мелом. Не пытайся меня обмануть! Я-то знаю, что ты опять всю ночь играл с приятелями в бильярд.

Великая Ложа Смеха.

№ 572 587

129

Вода течет по ее волосам, по плечам, по груди и бедрам.

— Пошевеливайтесь, Лукреция! — шепчет Исидор.

— Ну что там еще? — спрашивает она, выключая воду, и выходит из ванной с махровым полотенцем на голове.

— Мы здесь для того, чтобы вести расследование. Я чувствую, тут что-то нечисто.

Он пришел к тому же выводу, что и я.

— Эти защитники светлого смеха кажутся не такими уж безобидными.

Он это сам сказал.

— Мы должны объяснить смерть Дария. Теперь, когда мы знаем, что это не его брат Тадеуш, у нас есть основания подозревать кого-то из Великой Ложи Смеха.

— Но у них нет "Шутки, Которая Убивает".

— Возможно, они потеряли ее. Или кто-то действует неофициально. В любом случае, ключ к разгадке находится здесь. Я это чувствую.

— Опять ваша "женская интуиция"? Кажется, до сих пор она вела вас не туда.

— А что вам сказал Себастьян Доллен?

Что делать? Напомнить ему, насколько противоречиво его поведение?

— Вот таким вы мне нравитесь, Исидор. Меньше размышлений, больше действий.

— Необходимо срочно исследовать это место.

Он достает сумку, которую прятал под плащом.

— Во время обеда, когда я ходил в туалет, я зашел в помещение, где хранятся принадлежности для уборки. Я украл два сиреневых костюма, в них мы не будем привлекать внимания.

— А что вы хотите делать?

— Нам нужно понять, куда мы попали, кто эти люди и что скрывается за красивым фасадом.

— Опять ваша интуиция?

— Конечно. Опираться только на предоставленную нам информацию не профессионально. Нужно узнать, что от нас скрывают.

Исидор надевает сиреневую тунику и показывает Лукреции два электрических фонарика, которые прихватил вместе с костюмами. Подчиняясь его напору и заставив себя забыть о мокрых волосах, она тоже натягивает тунику.

— Итак, вперед, к новым приключениям, как говорят в фильмах.

В этот поздний час большинство обитателей дома спит. Исидор и Лукреция идут по пустынным коридорам.

— Что вы думаете об этом балагане, дорогой Исидор?

— То же, что и вы, дорогая Лукреция.

— Я считаю, что это просто секта заигравшихся скучающих старичков.

Вдруг из-за поворота появляются две фигуры в сиреневых одеяниях. Лукреция вздрагивает, но Исидор делает ей знак не останавливаться.

Действительно, два человека в сиреневых масках и плащах спокойно идут им навстречу.

Может быть, это их внутренняя полиция. Если они узнают нас, наказание неизбежно.

Фигуры приближаются. Проходя мимо, одна из них произносит:

— Никаких происшествий?

— Никаких, — безмятежно отвечает Исидор, не замедляя и не ускоряя шага.

Они расходятся. Когда фигуры исчезают за поворотом, Исидор поворачивается к Лукреции.

— Вы вздрогнули. Испугались наказания, не так ли? Скажите, что они сделали с вами после того, как вы засмеялись?

— Хотите знать — засмейтесь. За информацию надо платить.

Они продолжают идти по коридору.

— Мы лезем в пасть льва, Исидор.

— Только так и можно понять, какова эта пасть, — отвечает он. Они приближаются к лестнице.

— Наверх?

— Нет, вниз. Самое интересное всегда в глубине. Ложа королевы в муравейнике находится под землей.

Он снова меня бесит. Не знаю, как ему это удается. Видимо, все происходит как-то само собой. Он никогда не соглашается со мной и делает это из чувства противоречия.

Они спускаются по лестнице.

— Вам не страшно, Исидор?

— Мне это напоминает обучение в университете. Мы на первом курсе как бы это назвать? Скажем, факультета филогелозии. Философия — это наука о стремлении к мудрости, а филогелозия — наука о любви к смеху.

— Наука?

— А почему бы и нет? Мы изучаем шутки, как другие изучают вирусы. Кстати, шутки и похожи на вирусы. Появляются, распространяются, переносятся воздушно-капельным путем. Мутируют, как вирусы.

— И убивают, как вирусы.

Исидору не нравится сравнение.

— Я боюсь, что все это плохо кончится, Исидор. Они держат нас взаперти, и вид у них у всех странный. Мы даже не знаем, где находимся.

— Жизнь — это фильм с плохим концом. Интересно лишь то, что происходит до того, как пойдут титры.

Он задумывается и добавляет:

— Нет, я неправ. Жизнь плохо кончается для нашего тела, а для души может закончиться и хорошо.

Лукреции подскакивает.

— Вы верите в бессмертие души?

— Моя душа в него верит. Тело сомневается.

Мне кажется, что обучение на факультете филогелозии внушает ему желание превзойти самого себя.

Они идут дальше по коридорам.

— Вы думаете, что через девять дней мы станем остроумными?

— Надеюсь. Напрасно я до сих пор пренебрегал чувством юмора. Благодаря вам, во время этого расследования я рассчитываю восполнить пробел.

— А я… Меня вы считаете остроумной? — спрашивает Лукреция.

— Несомненно. Видя вас, я с трудом удерживаюсь от смеха.

Эти слова он произносит совершенно невозмутимо.

— Вы опять издеваетесь надо мной, Исидор?

— Да. Вам это неприятно?

— Немного.

Неожиданно они выходят в галерею, ведущую к массивным дверям, украшенным искусным чугунным литьем.

— Вот вам и возможность продемонстрировать свои таланты.

Лукреция говорит, что ей необходимы инструменты. Им приходиться отступить. Кроме того, они замечают вдалеке фигуры блюстителей порядка. Не желая еще раз сталкиваться с ними, они прячутся за поворотом.

130

Шерлок Холмс и доктор Ватсон выезжают на природу. Они ставят палатку, ужинают у костра и ложатся спать. Посреди ночи Шерлок Холмс просыпается и будит Ватсона.

— Ватсон, посмотрите вокруг и скажите, что вы об этом думаете.

Доктор Ватсон не понимает, зачем Холмс его разбудил, но, тем не менее, отвечает:

— Я вижу тысячи звезд, и думаю, что мы находимся на маленькой планете, затерянной в безбрежной Вселенной.