Бернард Вербер

Бернард Вербер
Рай на заказ

На этот раз я отошел подальше, чтобы как следует разбежаться, пересек лестничную клетку и врезался в тяжелую створку. Раздался великолепный оглушительный треск.

— Эй! Мерзавец! Предупреждаю, если ты не прекратишь, я вызову полицию!

? Нет, нет, не трогай его, он ни при чем, — стонала Сивиллина, захлебываясь от рыданий.

? Отлично! Вызывай полицию! Это все наверняка их заинтересует! — отвечал я.

Я был в ярости и стал через равные промежутки времени кидаться на дверь, хотя мое плечо онемело от боли. Ведь считается, что повторяющиеся удары способны доконать самую крепкую конструкцию. Инженер Никола Тесла — один из тех, перед кем я преклоняюсь, — даже вывел соответствующее уравнение.

Через некоторое время шум встревожил соседей, которые с испугом следили за происходящим в приоткрытые двери своих квартир.

В этот момент на шестой этаж поднялись три парня в кожаных куртках. Они встали неподалеку от меня и стали наблюдать за происходящим. Я продолжал дубасить в дверь, нанося удары через равные промежутки времени.

Вдруг один из парней, очень высокий и широкий в плечах, с угрюмым лицом и серьгой-кольцом в ухе, подошел ко мне сзади, похлопал по плечу и спросил:

— А что вы, собственно, делаете?

— Послушайте, ситуация уже и так достаточно сложная, не стоит усугублять ее, — ответил я.

Тут парень вытащил удостоверение с трехцветной полосой по диагонали и безо всяких эмоций произнес:

— Полиция! Ваши документы, пожалуйста.

Я изучил предъявленное удостоверение и, успокоенный увиденным, протянул ему свой паспорт.

— За этой дверью один мерзавец избивает девушку, а я пытаюсь вытащить ее оттуда, — объяснил я.

Полицейский смерил меня взглядом и через некоторое время кивнул с таким видом, как будто ему каждый день попадаются люди, пытающиеся вышибить дверь ради спасения избиваемой девушки.

Он нажал на кнопку звонка:

— Полиция, откройте!

Через некоторое время из-за двери прозвучало:

— Прекрасно, я вас ждал! Я — доктор фон Шварц, близкий друг мэра. Заберите этого проходимца, я подаю на него заявление!

Затем послышался задыхающийся женский голос:

— Это ложь! Не трогайте его, он ни при чём!

— При чем, при чем! Сейчас ты увидишь, что будет с твоим клоуном! Арестуйте его, господа! Позже я подъеду в участок, чтобы заполнить необходимые бумаги.

— Откройте, полиция! — невозмутимо повторил парень в черной кожаной куртке.

— Я подаю заявление, это грабитель. Он только что взламывал мою дверь, чтобы напасть на меня.

Я пожал плечами с самым невинным видом и жестом показал, что не мог причинить никакого вреда толстой бронированной двери.

— Откройте, полиция!

— Я — близкий друг мэра, — раздраженно повторил голос из-за двери. — Арестуйте этого клоуна!

— Открывайте.

После длительного ожидания мы услышали звук открывающегося замка. Дверь приоткрылась, но ее все еще удерживала массивная цепочка. Передо мной возникло перекошенное от ярости лицо знаменитого доктора Максимилиана фон Шварца. Я слышал его свистящее дыхание.

? Я ? член муниципального совета и близкий друг вашего шефа, — повторил знаток спазмофилии.

? Уберите цепочку.

Специалист в области любви указывал на меня трясущимся пальцем. Он дрожал, словно его знобило, и я подумал, что он наверняка принимает кокаин.

— Держите этого клоуна, он ОЧЕНЬ опасен! ОЧЕНЬ ОПАСЕН!

— Не беспокойтесь, мы его уже успокоили, — без тени улыбки заверил его полицейский и мягко взял меня за локоть.

— Значит, вы его арестовали! Тогда наденьте на него наручники — он опасен. Вы скоро посадите его в тюрьму? Напоминаю, я близкий друг мэра. Он будет вам признателен!

— Уберите цепочку!

В конце концов Максимилиан фон Шварц открыл дверь полностью, и я впервые увидел его во весь рост. Теперь он вовсе не был похож на Роберта Рэдфорда. Это был просто... очень низенький человечек. Вероятно, именно это и заставляло его так беситься. Ненависть ко всем, кто выше его ростом. Я подумал, что у него наверняка было трудное детство. Именно тогда он и воспылал лютой злобой ко всем остальным — те разглядывали его макушку, а он видел только их подбородки и ноздри. Став врачом, он получил власть над больными, а затем над женщинами. Вся его жизнь была посвящена мести. Синяя Борода в миниатюре.

За его спиной Сивиллина пыталась подняться на ноги. Ее волосы были растрепаны, платье разорвано.

Я чувствовал себя все хуже и хуже, оказавшись внутри фильма, персонажи которого казались какими-то неправдоподобными. Я страстно желал, чтобы эта история поскорее закончилась, чтобы уже наступил следующий день. Такое чувство обычно возникает, когда сидишь в кресле у зубного врача.

"У тебя просто бзик какой-то — помогать другим".

Вероятно, Бастиан был прав.

— Что здесь происходит? — флегматично поинтересовался полицейский.

— Девушка приехала забрать свои вещи. Она не знала, что этот господин поджидает ее внутри, — объяснил я. — Он стал избивать ее. А я попытался выбить дверь, чтобы вытащить ее из квартиры.

Полицейский повернулся к Сивиллине, вопросительно подняв бровь.

— Так все и было, — сказала она. — Это правда. Я вошла, он набросился на меня, и...

В этот момент коротышка подскочил к Сивиллине и крепко схватил ее за плечи. Пристально глядя ей в глаза, он стал отчетливо произносить следующие слова:

— НЕТ! Скажи им правду! Скажи, что это твой бывший любовник. Ты бросила его ради меня. Ты больше его не любишь. А этот клоун не смог вынести, что ты его бросила и что мы любим друг друга. Он явился сюда и попытался увести тебя, взломав мою дверь. Но ты любишь только меня. НИКОГО, КРОМЕ МЕНЯ. Я — ЕДИНСТВЕННАЯ ЛЮБОВЬ В ТВОЕЙ ЖИЗНИ!

— Но...

? Скажи им, что любишь только меня и что наша любовь сильнее всего на свете, а его ты не хочешь видеть больше никогда. Ты хочешь, чтобы его посадили и чтобы он больше никогда не появлялся в нашей жизни. ПОТОМУ ЧТО ТЫ МЕНЯ ЛЮБИШЬ. Скажи им, как сильно ты меня любишь. Только меня. Никого, кроме меня. Больше никого!

— Но я... — всхлипнула она.

— Скажи им, что ты меня любишь! СКАЖИ ИМ, ЧТО ТЫ ЛЮБИШЬ ТОЛЬКО МЕНЯ. ТОЛЬКО МЕНЯ! ТОЛЬКО МЕНЯ! ТОЛЬКО МЕНЯ!

Сивиллина разрыдалась. Полицейский шагнул вперед:

— Мадмуазель, только вы можете разрешить эту ситуацию. Итак, кто из них говорит правду?

Я увидел смятение в красивых черных глазах Сивиллины. Она смотрела то на фон Шварца, то на меня.

— Я уже не знаю, — сказала она, опуская глаза.

— Что значит "вы уже не знаете"? — спросил полицейский. — Один из них совершенно точно лжет.

— Скажи им, что я говорю правду! — предложил ей психиатр, тряхнув за плечи.

— Да, да... Да.

— Что "да"? — снова спросил полицейский.

— Он говорит правду, — покорно произнесла Сивиллина.

— Скажи им, что любишь ТОЛЬКО меня, — требовал фон Шварц.

— Да, я люблю ТОЛЬКО тебя.

Я почувствовал, что дальнейшая судьба Сивиллины мне совершенно безразлична. У меня оставалось только одно страстное желание — оказаться где-нибудь подальше оттуда. В другом месте. И чтобы эта секунда уже превратилась в воспоминание, в анекдот, который потом можно будет рассказать друзьям. В историю из прошлого, в правдивости которой я сам буду сомневаться...

Неужели я был так глуп, что по собственной воле попал в эту ситуацию?

Слезы ручьями лились по щекам Сивиллиньг, она как заведенная бормотала: "Да, я люблю только тебя".

Казалось, кто-то поставил фильм на паузу.

Полицейский, которого, похоже, беспокоили только формальности; двое его коллег, бесстрастно стоявших позади него; заключение под стражу за то, что я хотел помочь Сивиллине, — этим наверняка все и кончится; перекошенное лицо и пена на губах уменьшенной копии Синей Бороды.

Я чувствовал себя страшно одиноким.

Выходит, что в реальной жизни нельзя быть героем, спасающим юных дев от опасности. Прекрасному принцу, роль которого я, как мне казалось, играл, оставалось лишь отправиться куда подальше, потому что принцесса выбрала Синюю Бороду, хоть и знала, что на стенах его пещеры на крючьях для мясных туш висят тела наивных девушек. Я сам себя обманул. Помочь другим невозможно. Можно лишь смотреть, как они следуют своим тернистым путем, подбадривая и убеждая держаться молодцом. Попробуете только вмешаться — и вас унесет неведомо куда.

И ни в коем случае не стоит ждать благодарности. Вероятно, за желание прийти на помощь нужно даже просить прощения.

Вдруг фильм снова пошел в нормальном режиме, и полицейский сказал:

— Я бы хотел увидеть и ваши документы, будьте добры.

Психиатр озадаченно уставился на него:

— Но я же уже объяснил! Я — близкий друг мэра. Просто позвоните ему, он подтвердит.

— Ваши документы. Таковы правила, месье. Одинаковые для всех.

Фон Шварц окинул полицейского взглядом, помедлил в нерешительности. Затем пожал плечами, убежденный, что победа все равно осталась за ним — ведь Сивиллина при свидетелях приняла его сторону.

— Не упускайте клоуна из виду! — напомнил специалист по любви, будто опасаясь, что я могу сбежать.

Психиатр повернулся к нам спиной и пошел по длинному коридору, направляясь в комнату, где, судя по всему, он оставил документы.

Полицейский, который до сих пор выглядел равнодушным к сценам, которые разыгрывались у него на глазах, схватил Сивиллину за руку и вытолкал нас из квартиры:

— Бегите. Мы постараемся его задержать!

Не пытаясь понять, что происходит, мы скатились вниз с шестого этажа. Из приоткрытых дверей на лестничных площадках торчали носы обитателей дома.

Мы влетели в мой "форд-фиесту", и я повернул ключ зажигания, чтобы поскорее убраться оттуда.

Однако машине, похоже, до этого не было никакого дела. Я снова и снова поворачивал ключ, но все, чего я добился, — залил карбюратор бензином.

Тогда я вспомнил, чему учил меня отец: "Если автомобиль не заводится, подожди немного, прежде чем опять повернуть ключ в замке зажигания".

В зеркале заднего вида показался фон Шварц. Он был вне себя от ярости. Я едва успел заблокировать двери. Он пытался взломать машину, чтобы добраться до Сивиллины, которая начала завывать от ужаса. Психиатр молотил по корпусу машины, который, к сожалению, был гораздо тоньше, чем бронированная дверь его квартиры.

Я закрыл глаза и ждал целую секунду. Мысленно выключил звук и сделал глубокий вдох.

"Нужно действовать спокойно", — подумал я.

Не глядя ни на Сивиллину, ни на пропитанного кокаином карлика, бешено дергавшего ручку дверцы, я медленно повернул ключ в замке зажигания. Мотор заурчал.

Машина резко рванула влево и помчалась прочь. Опешив, психиатр выпустил дверцу, но тут же бросился вдогонку, понадеявшись, что я остановлюсь на красный свет. К счастью для меня, загорелся желтый, и я успел проскочить перекресток.

Я ехал быстро, я ехал долго. И молча.

Остановившись на Елисейских Полях, я открыл дверь и сказал Сивиллине:

? С этой секунды гарантийное обслуживание прекращается. Звонить мне теперь бесполезно, что бы с тобой ни случилось. Желаю тебе счастья. И советую больше не пытаться вернуть свои вещи. Полагаю, ни один из предметов, которых ты лишилась, не является действительно незаменимым. Впрочем, как и никто из людей. Вероятно, тебе лучше вернуться к матери в Нормандию. Она опустила глаза:

— Знаю, я вела себя глупо. Но я тебя предупреждала. Я могу только тащить за собой в пропасть тех, кто мне помогает. Это мое проклятие.

Мы долго молчали. Наконец Сивиллина сказала:

— Я никогда не забуду того, что ты для меня сделал. Ты спас мне жизнь. Я была бы рада видеться с тобой, но понимаю, что ты теперь вряд ли захочешь...

Я открыл дверцу, Сивиллина вылезла из машины и застыла у края тротуара. Я уехал, даже не посмотрев в зеркало заднего вида.

Пять лет спустя я узнал, что Сивиллина вышла замуж за журналиста, у которого было несколько титулов, замок и герб. Ее избранник был еще более раним, чем она, и потому пробудил в ней материнский инстинкт. Не решаясь больше жаловаться на душевные переживания, она отказалась от "поэтической" стороны своей натуры и посвятила жизнь спасению мужа от его собственных демонов.

Как-то вечером я увидел доктора Максимилиана фон Шварца в какой-то телепередаче. Его пригласили как специалиста по отношениям между полами и нервным расстройствам, характерным для девушек.

Он шутил и мило улыбался. Или становился серьезным, рассказывая о трагедиях пациентов, не поддающихся лечению. Некоторые из его правдивых историй привели ведущего в восторг. Люди в студии слушали его с восхищением.

Я же видел искаженное от ярости лицо и брызги слюны, когда он вопил: "В тюрьму этого клоуна! Вы слышите, я — близкий друг мэра!"

Мне вспомнились слова Сивиллины: "Он ненавидит все человечество. Если бы он мог убить всех, то был бы совершенно счастлив".

На экране появилась надпись мелкими буквами, которая сообщала зрителям, что на экране "ДОКТОР МАКСИМИЛИАН ФОН ШВАРЦ, СПЕЦИАЛИСТ ПО ХИМИИ ЛЮБВИ".

11. ТАМ, ГДЕ РОЖДАЮТСЯ АНЕКДОТЫ

(БУДУЩЕЕ ВОЗМОЖНОЕ)

"...а тот ему говорит: ну разумеется, дорогой мой, поэтому он и держит все в страшном секрете! Вы же понимаете!"

Взрыв смеха. Дружные аплодисменты зрителей, заполнивших зал "Олимпия". В едином порыве все вскочили и принялись скандировать: "Тристан! Тристан!", "Еще! Еще!"

Комик скромно отступил вглубь сцены, вытер лоб, почтительно поклонился и вскинул руку в победном жесте. Толпа не умолкала: "Еще! Еще!" Актер продолжал кланяться и посылать воздушные поцелуи и наконец скрылся за кулисами.

К нему подошел журналист, чтобы попросить интервью. Тристан Маньяр даже не взглянул на него. Юные поклонники просили автограф — он проскочил мимо. Вошел в уборную, полную цветов, и захлопнул дверь перед самым носом снимавшего его оператора.

Встав перед зеркалом, освещенным желтыми лампами, Тристан стал нервными движениями стирать грим. В этот момент к нему зашел его импресарио и продюсер Жан-Мишель Петросян.

— Ты был великолепен! Ве-ли-ко-ле-пен! Но тебе, пожалуй, стоит еще раз выйти, они там как с цепи сорвались. Зовут тебя на бис! Покажи им скетч о забывчивой консьержке. Это безотказно работает. Им понравится.